«...Наверное, в том, что обитель удалившихся от суетного мира стала служить застенком, был какой-то высший смысл. И там и здесь людей изолировали от общества, ограничивали во всём и лишь мысли их не были подвержены строгой цензуре. И монахи, и зеки должны были работать, чтобы поддерживать своё существование. Одни, правда, лелея надежду на скорейшее освобождение, а другие зная, что лишь смерть принесёт им свободу от того, что их окружает, и перенесёт в царствие небесное. Но для зеков рай находился на земле. Начинался он сразу за монастырской стеной, и название имел не такое впечатляющее, на первый взгляд. Раем для зеков была воля...»

Роман Виктора Пронина "Банда" явно относится к "крутым" детективам, в полной мере отражающим нашу сегодняшнюю жизнь, когда в открытую действуют настоящие бандитские группировки в полном согласии с официальной властью, торговлей, частным предпринимательством. Но противостоять этой силе все-таки можно, и в романе это блестяще делает опальный следователь Пафнутьев, по-своему понимая законы, а то и откровенно ими пренебрегая. И еще одна линия романа - щемяще-беззащитная любовь, которая оказывается не столь уж беззащитной. Месть ?одинокого мстителя? может показаться слишком жестокой, но вряд ли найдется читатель, который упрекнет его в несправедливости.

Не каждый солдат удачи может похвастаться тем, что к нему благосклонна эта капризная леди. Но к Дарту, бесстрашному разведчику, посланцу угасающей расы анхабов, удача явно настроена благосклонно. Дарт вполне заслуженно носит титул Дважды...

Молодой петербургский математик Дмитрий Хорошев сталкивается с мрачной тайной, доставшейся России в наследство от секретных служб бывшего СССР. За психотронным оружием, способным лишать человека памяти, пробуждать эротическое влечение, даровать власть над людьми, охотятся и криминальные авторитеты, и спецслужбы могущественных держав, и тайные общества фанатиков. Непросто выстоять в борьбе с ними, но из всех путей, которые ведут к победе, Дмитрий выбирает самый необычный...

Комитет Государственной Безопасности как таковой расформирован. Он распался на множество спецслужб, однако методы `рыцарей` плаща и кинжала остаются все теми же. В новом романе известного петербургского прозаика Александра Щеголева повествуется о сверхсекретном эксперименте над сознанием человека.

"- Вы наверняка пришли, куда надо! - правую руку Николай протянул посетителю, а левой, как бы невзначай, передвинул газету, чтобы закрыть
надпись, которую незадолго до этого усердно вырезал перочинным ножиком на столешнице: "ЕСЛИ В ЖИЗНИ ВСЕ НАПЕРЕКОСЯК, ВЫПЕЙ ЛУЧШЕ ХОЛОДНОГО ПИВКА" Гость мимолетно оглядел стены с потертыми, кое-где порванными до цемента обоями, потолок с протекшим пятном, похожим на карту Острова
Сокровищ, и сел в продавленное кресло."

Гюстав Флобер вошел в мировую литературу как создатель объективного романа, когда автор остается бесстрастным наблюдателем и не навязывает читателю своих оценок. «Госпожа Бовари» – блестящее этому подтверждение. Роман, плод шестилетнего труда писателя, стал поистине энциклопедией французской провинциальной жизни XIX века. Жена лекаря, Эмма Бовари, мечтает о светской жизни, и встреча с владельцем поместья Рудольфом Буланже, известным покорителем сердец, дает ей такую надежду. Она влюблена, готова ради любви на все, но исход этой страсти непредсказуем...

В произведении воссоздается драматический период в жизни Румынии, начиная с крестьянских восстаний 1907 года, жестоко подавляемых властями, и до вступления Румынии в Первую мировую войну (1916) на стороне Антанты. Нищета, голод, болезни, невежество и жестокость царят в деревне. На фоне этой картины, выписанной Станку с суровым реализмом, рассказывается о судьбе главного героя романа Дарие, мальчика из бедной крестьянской семьи.

Нет никакого интереса в том, как плоды закоренелой праздности моего давнишнего знакомого, с которым в юные годы мы нередко откупоривали бутылку
дешевого напитка там, где нас заставала жажда, - в беседке какого-нибудь двора, в чахлом столичном скверике, в залитой ярким светом мастерской его
подруги - текстильной художницы Гришки, всегда в компании ее застенчивого сожителя, а нашего сокровенного дружка Батурина, - но чаще всего в одном из
теплых подъездов центрального радиуса, - нет ни интереса, ни, следовательно, смысла рассказывать, как именно попали ко мне эти незатейливые сочинения,
каковым предавался в тот период времени мой, а также Батурина испытанный собутыльник и попутчик Зайцев Миша, вконец одурев, вероятно, от
многомесячного дворянского безделья. Был он в ту пору студентом, оставаясь им значительно дольше положенного срока.

Один из самых причудливых и загадочных романов Курта Воннегута, в котором он обыгрывает не только "мифологию искусства" XX века, но и архетипы "военной прозы" и мотивы древнегреческой мифологии.Автобиография вымышленного художника Рабо Карабекяна, чья живописная карьера погибла однажды из-за некачественной краски, и таинственной Цирцеи Берман, пытающейся изменить не только его жизнь, но и взгляды на искусство и свое в нем место, служит лишь обрамлением для притчи, по-новому трактующей известный сюжет Творца, его Музы и поисков Вдохновения...

Наш город, конечно, не Одесса, здесь не было своих Бабелей и Жванецких. Но остропряный причерноморский говор наверняка, если прислушаться, можно
услышать во всех приморских городах - от Одессы до Адлера, а может быть и дальше, где еще обитают русскоязычные. В нашем городе они тоже обитают: греки, армяне, грузины, татары.

Борис проснулся, а Глеб еще спал. Значит, через минуту-другую проснется и Глеб. Какие-то гормоны бодрствования появляются в крови, ударяют в голову -
и будят брата. Но эта минута - минута почти одиночества, минута, принадлежащая только Борису.

В далеких пятидесятых Миаил Садовский открыл для меня творчество Булата Окуджавы. И теперь, спустя полвека, мы вместе с Мишей вспоминаем крылатое:
"Давайте говорить друг другу комплименты." Мудро это сказано, очень мудро.

Классик литературы XX столетия, английский писатель Уильям Сомерсет Моэм — автор не сходящих по сей день с подмостков пьес, постоянно переиздающихся романов, великолепных новелл и эссе. Роман «Бремя страстей человеческих» во многом автобиографичен, это история молодого человека, вступающего в жизнь. На долю героя романа — Филипа Кэри — выпало множество испытаний. Рано осиротев, он лишился родительской заботы и ласки, его мечта стать художником так и осталась мечтой, а любовь к ограниченной порочной женщине принесла одни страдания. Но Филип мужественно прошел через все уготованные ему испытания и сумел найти в жизни свое место.

И это надо доказывать каждодневными усилиями трудом болью я человек? Мама вчера в четверг сломала ногу шейку бедра упав с постели в мое отсутствие
Я растерян почти позорно-стыдно хотя худо-бедно дождавшись сестры Наташи с мужем на их машине участвовал в том что ее взяли в больницу сделали снимок
потом наложили фиксирующий ногу внизу гипс (врач Гоги) и - постельный режим неподвижность и шансы на заживление...

Разнообразные события, необычайные превратности жизни, изменчивые милости фортуны постоянно вносят тревогу и томление в души живущих:
оттого-то одним отрадны рассказы о кровопролитных битвах, другим - о честолюбивых победах, третьим - о мудром заключении мира, а четвертым - о
любовных делах. Одни - таких много - с охотой слушают о тяготах и бедствиях Кира, Персея, Креза и прочих; ведь если знаешь, что не тебе первому и
единственному пришлось худо, легче сносишь собственные невзгоды. Другие, удачливые в стяжании благ, горделиво тешат ум рассказами о великих подвигах Ксеркса, богатствах Дария, щедрости Александра, счастливом возвышении Цезаря и, точно для того, чтобы потом рухнуть с большей высоты, постоянно устремляют помыслы к высокому, избегая смиренного.

Игорь рывком поднялся и остановился голый посреди комнаты. Поеживаясь от холода, он скосился на Лану, подавляя сильнейшее желание нырнуть под пуховое одеяло, в тепло нагретой постели, и, прижавшись к ней, блаженно сомкнуть глаза.

Чтение книг знаменитых писателей, лучших мастеров художественного слова, увлекало меня с юности. Однако получаемое при этом удовольствие имело
и свою оборотную сторону: рано пробудившуюся склонность к придирчивой критике. Поэтому теперь я уже не могу поверить, будто обладаю достаточным талантом и фантазией для создания собственной, вполне самостоятельной книги. Я удовлетворился решением более скромной задачи, составив подборку документов, проливающих свет на одну криминальную историю, уже известную широкой публике.

"Гений и богиня" - умная и тревожная фантасмагория, история противостояния духовной личности отупляющему стандартизированному "прогрессу".